Шайены и арапахо издавна жили на землях к западу от Великих Озер. Они начали мигрировать в сторону прерий в конце XVII века. По пути им повстречались оседлые индейцы-манданы и арикара. На какое-то время шайены и арапахо приняли образ жизни этих индейцев, построив землянки и разбив поля и огороды. Но как только во 2-ой половине XVIII века в северных прериях появились первые лошади, они очень быстро превратились в мобильных и воинственных кочевников. Через какие-то два поколения они напрочь забыли о землянках и полях. Ведь бизоны дали все, что им требовалось. Мясо,внутренние органы и жир животных жли на еду; из шкур делались покрышки для типи, мокасины,рубахи, леггины, набедренные повязки, пояса, щиты, ножны, уздечки, лассо, седла, cумки; из рогов-пороховницы, чашки, ложки, черпаки, составные части головных уборов; из костей-ножи, наконечники для стрел и копий, палицы, церемониальные и игральные предметы; из шерсти-головные уборы, веревки, плетки; из копыт-клей и погремушки; из хвостов-кнуты и мухобойки; из сухожилий- нитки и тетивы. Даже бизоний кизяк не пропадал даром-он служил топливом. Все остальное добывалось путем обмена.

В северных прериях шайены приняли в свои ряды родственных им сутайев и заключили союз с арапахо. Но объединенные племена, насчитывавшие 6,500 человек, не смогли, однако, противостоять индейцам лакота, которые чуть позже вторглись в район реки Платт. В поисках охотничьих угодий шайены и арапахо кочевали от Монтаны до Техаса. К 1806 году кланы арапахо обосновались на реке Арканзас и проникли в Скалистые горы, где начали долгую вражду с ютами. После возникновения фортов Бент и Уильямс на реках Арканзас и Сев. Платт соответственно, их торговля с постов на Миссури переместилась в южный регион. Но южные земли не были пусты. Объединенные племена с 20-ых годов XIX века постоянно сражались с команчами и кайова. В ходе увеличения охотничьих территорий шайены, арапахо и лакота вытеснили кроу на запад от рек Паудер и Танг, Шайены и арапахо дрались с кроу до начала 60-ых годов, когда кроу отступили еще дальше к западу.

Вдоль реки Платт и к югу от нее два племени нашли для себя еще одного достойного противника-пауни. Они сражались с пауни из-за района РепабликанРивер-лучших бизоньих земель в центральных прериях. Иногда им на помощь приходили брюле и оглала.

В 1830 году все племя шайенов двинулось в поход против пауни на Платт Ривер. В последущей схватке пауни захватили священные стрелы шайенов и долгое время продержали их у себя. Стрелы все же вернулись, но многие шайены считали, что потеря священных стрел стала причиной большинства бед племени. Хотя шайены и арапахо вместе сражались против общих врагов, воины арапахо чаще ходили войной на кроу, шошонов и ютов, чем на равнинных противников. А когда от армии США исходила угроза, арапахо обычно предпочитали мир кровопролитию.

Не то с лакота и шайенами. Несмотря на мирный договор 1851 года в Ларами, они становились все более беспокойными из-за бесконечного потока белых переселенцев, ответственных за распространение болезней и истребление бизонов. Чтобы прокормить семьи, индейским охотникам приходилось покрывать огромные расстояния.

Вожди же арапахо были менее воинственны и постоянно советоваали соплеменникам избегать неприятностей с белыми людьми.

Почему шайены всегда дрались с белыми, а арапахо предпочитали держаться в стороне? У двух племен были общие культурные характеристики. Бизоны для них служили основным источником пищи, и охота на них считалась главным занятием мужчин. Люди этих племен жили в типи. В общеплеменном лагерном круге каждый клан имел свое место. Боеспособные мужчины шайенов и арапахо входили в разные военные общества. Оба племени приняли Танец Солнца, обеспечивавший личное и племенное благосостояние. Родство у них велось по материнской линии и, кроме шайенских Солдат Псов, мужья жили в семьях свои жен. Люди двух племен говорили на алгонкинском языке,но их диалекты разнились, и понять шайену арапахо было не легко. Танец Солнца был важной церемонией,но арапахо считались более религиозными людьми,чем шайены. Каждое племя поклонялось своим фетишам: шайены-Священным Стрелам и Бизоньей Шапке, арапахо-Священному Колесу и Плоской Трубке.

Возможно, различия во взаимоотношениях шайенов и арапахо с белыми коренились в несхожести их политических устройств. Шайенами руководил Совет из 44 вождей. Власть этих вождей, однако, уравновешивалась силой военных обществ. Каждое общество имело своих лидеров и воинов, не менявших членство на протяжении всей военной карьеры. Вожди полагались на воинов в том, что касалось безопасности и дисциплины. Но если интересы вождей и воинов не совпадали в отношении войны и дипломатии, воины шайенов пренебрегали мнением вождей. Когда Черный Котел после резни на Сэнд Крик стал ратовать за мир, воины его общины отказались ему повиноваться и присоединились к своим воинственным друзьям. Воины арапахо в течении жизни проходили через 8 церемониальных обществ. Все мужчины схожего возраста входили в одно общество. Каждое общество имело свои обязанности, но восьмое, состоявшее из стариков, избирало вождей и обеспечивало племенное согласие, усиленное религиозными санкциями-для того, чтобы вожди и воины повиновались воле племени и старейшин. Очевидно, политическое устройство арапахо позволяло контролировать воинов и предотвратило широкомасштабную войну этого племени с белыми людьми.
 

Индейцы, известные белым как западные сиу/последнее слово из языка алгонкинов, означающее ''змеи'', ''враги''/, лакота/''cоюзники''/ относительно недавно пришли в прерии. В начале XVIII века лакота жили и охотились на бизонов на травянистых равнинах западной Миннесоты и восточной Дакоты. Они путешествовали пешком, шесты для небольших типи и домашний скарб перевозили прирученные крупные собаки. В те времена лакота, возможно, все еще использовали каноэ для перевозки мяса с мест охоты в селения.

Этот образ жизни был удивительно хорошо приспособлен к прериям, позволяя лакота пользоваться ресурсами как приграничных лесов, так и равнин. Они охотилсь на оленей в лесу, ловили рыбу в реках, охотились на разнообразную дичь на озерах, но основным поставщиком пищи был бизон.

В отличие от своих восточных родственников санти, живших на берегах Миннесоты, лакота не выращивали ни маиса , ни каких-либо овощей. Чтобы разнообразить диету, они получали растительную продукцию путем обмена. Ежегодные большие торговые ярмарки проходили на реке Джеймс, где сиу и их союзники обменивались продуктами и товарами. Бизоньи шкуры, дубленая кожа, луки, украшения из игл дикобраза, орлиные перья предлагались в обмен на маис, овощи, европейские деликатесы, металлические ножи, шила, иглы, топоры,ружья, одежду, одеяла и орнаментированные вещи. Европейские товары британские торговцы с Минесоты сбывали санти, а те, в свою очередь, предлагали их своим западным родственникам. Затем,ближе к середине XVIII века, произошло то, после чего жизнь лакота изменилась навсегда. В их земли начали поступать лошади! Сначала лакота приобретали их у западных племен, но вскоре угон лошадей стал наиболее почетным и ценным способом пополнения их поголовья.

Лакота быстро нашли применение новому животному. Они назвали его шунка вакан/священная собака/, и оно вошло в сердце и душу их культуры. Появление лошади, говорили лакота, было предсказано задолго до этого времени. Лошади стали неотемлемой частью религии, люди видели их во сне, и священная магия, дарованная Силами Вселенной, защищала табуны лакота и придавала лошадям быстроту.

Жизненные стандарты лакота значительно повысились. Типи стали больше, выше, краше. Для возведения одного жилища теперь требовалось от 20-ти до 30-ти бизоньих шкур. В прежние времена несколько семей из-за недостатка шкур строили одно общее жилище, теперь каждая семья имела типи. Больше того, богатые мужчины позволяли себе иметь несколько жен, и обычно, у каждой было свое собственное жилье.Тем самым сохранялся семейный покой и обеспечивалось свободное место для скарба семьи.

Рост богатства/колличество лошадей и товара у лакота становилось все больше/ повлек за собой расширение военных действий. Лакота в поисках бизонов переправились через Миссури и вышли на короткотравье высоких прерий. И не только за бизонами пришли они туда, а и за лошадьми, совершая набеги на ближние и дальние племена.

Вскоре они достигли Черных Холмов и встретили у их подножия шайенов и арапахо, с которыми быстро заключили мир. Лакота, шайены и арапахо весь век оставались надежными союзниками. Лакота втретили там также кроу и кайова, с которыми повели войну По мере продвижения на юг они столкнулись с пауни, уже враждовавшими с шайенами, и война между ними началась и не стихала никогда.

В течении первого десятилетия 19 века численность лакота неуклонно возрастала. Главным образом в следствие повышения рождаемости.а также от того, что немало индейцев из восточных общин откочевывали к западу, чтобы присоединиться к своим предприимчивым родственникам. Всоре лакота разделились на семь отдельных племен. На севере, кочуя от Миссури до верховий рек Кэннонболл и Грэнд, были ханкпапа и черноногие сиу; на берегах Моро и Шайен кочевали миннеконжу, Два Котла и сансарки; южнее этих трех племен, на берегах Южной Шайен, Бэд и Уайт, обосновались оглала и брюле. Белые люди стали приходить в страну сиу с 80-ых годов 18 века. Покупка Луизианы официально закрепила эту землю за США; В 1804 году вверх по Миссури поднялась экспедиция Льюиса и Кларка, повстречавшая на своем пути разные племена сиу и подписавшая с ними договоры, по которым индейцы признали политическую зависимость от Вашингтона.Пиктографические счеты зим отметили это событие как '' Зиму Многих Флагов''. С точки зрения лакота основным результатом договоров стало увеличение числа белых торговцев, которые везли фабричные товары для обмена на мех и шкуры. В 1825 году вверх по Миссури поднялся первый пароход, ознаменовавший собой истинное начало новой эры. С этой поры численность белых стала расти впечатляющими темпами. Но для индейцев транспортные новации означали лишь увеличение и улучшение фабричных товаров. Лакота так жаждали их, что с постройкой в 1828 году форта Бент в южном Колорадо, предприиччивые партии индейцев отправились в далекое торговое путешествие.

Для южных лакота/брюле и оглала/ 1834 год стал поворотным. В то время оглала жили на востоке Черных Холмов, охотясь у верховий Бэд и Южной Шайен. Брюле кочевали дальше к востоку на Уайт Ривер, уходя иногда на охоту в Небраску и сражаясь с пауни. В 1834 году Пушная Комания Скалистых Гор основалп форт Уильямс, позже переименованный в форт Ларами. Страхуя свой бизнес, торговцы Уильям Саблетт и Роберт Кэмпбелл предложили ведущему вождю оглала Бычьему Медведю откочевать к юго-западу, чтобы охотиться на богатых бизонами прериях реки Платт и торговать в новом форте. Оба пункта в предложении привлекли вождя - оглала вынуждены были уходить далеко на восток в поисках торговцев и бизонов в их землях стало меньше -, и он привел оглала к реке Платт осенью 1834 года. Племя было довольно этим переселением, и следующим летом Голубая Земля, главный вождь брюле, также переселил своих людей на юг для охоты на Найобрэре.

Когда они начали охотиться в Небраске, лакота столкнулись со своими старыми врагами арикарами и их родственниками, скиди пауни/арикары короткое время жили с пауни/. В 1835 году два племени напали на брюле, но те сумели повернуть ход битвы в свою пользу, обратив атакующих в бегство и уничтожив 22 человека.

Зимой того года лакота совершили спланированное нападение на арикаров на льду замерзшей Норт Платт у Эш Холлоу. Арикары снова были разбиты; на этот раз они бежали на север, за пределы своих старых охотничьих угодий, и присоединились к манданам и хидатса, живших на Миссури, в Северной Дакоте. В Небраску арикары уже больше не возвращались.

Переместившись в район реки Платт, лакота оказались на пути белых переселенцев. Они видели как ручеек белых вдоль Орегонской Тропы превратился в могучую реку. Неисчислимые толпы путешественников у них на глазах неизменно шли с востока на запад. Они несли с собой холеру и другие болезни, а также явились причиной растущих трудностей между лакота и США.

В 1849 году форт Ларами стал военным постом, станцией и символом защиты путешественников на их пути на запад. В 1851 году на Хорз Крик в западной Небраске собрался великий совет равнинных племен, чтобы подписать договор о дружбе и взаимном прощении. На нем правительственные чиновники потребовали от индейцев избрать верхоного вождя для каждого племени. Верховные вожди должны были представлять интересы своих племен в сношениях с США. После долгих споров лакота выбрали верховным вождем Побеждающего Медведя, лидера брюле. Он протестовал, говоря, что это слишком тяжелая ответственность. Он сказал правительственному чиновнику:'' Отец, я боюсь не смерти, а возможности стать вождем всего народа. Я должен стать большим вождем, иначе через несколько лун я буду спать в прерии мертвым''.

Слова Побеждающего Медведя оказались пророческими. Пытаясь разрешить спор между безутешным мормоном, потерявшим корову, и гостившим в лагере брюле воином миннеконжу, убившем ее, вождь был сражен огнем из пушки 18 августа 1854 года. Пушку притащили из форта Ларами солдаты. Им была поставлена задача взять обвиняемого индейца под стражу. В отместку лакота убили лейтенанта Грэттена, неуравновешенного офицера и командира этих солдат, и 29 его подчиненных. Побеждающий Медведь был '' бумажным вождем'' белых, но вместо того, чтобы отнестись к нему с уважением, солдаты убили его без всякого повода. А должность ''верховного вождя'' осталась вакантной навеки.

На следующий год генерал Хэрни повел войска вверх по течению Платт Ривер в поисках сиу. 3 сентября, наткнувшись на лагерь брюле вождя Маленького Грома, стоявший на Блю Уотер в 6 милях к северо-западу от Эш Холлоу, он атаковал его, уничтожив 86 лакота и взяв в плен 70 женщин и детей. В 40-ые и 50-ые годы оглала и брюле охотились по всей Небраске. Хотя оба племени уделяли особое внимание форту Ларами и торговым постам в западной Небраске и Вайоминге, брюле предпочитали зимовать у развилки Платт и на Рипабликэн и ее притоках. Белые Холмы у истоков Уайт Ривер/северо-западная Небраска/ также являлись их излюбленным местом для зимних стоянок. И брюле и оглала посещали Песчанные Холмы, чтобы ловить диких мустангов. Но лучшими бизоньими пастбищами были прерии между развилкой Платт и рекой Рипабликэн. Ритм социальной жизни лакота, их религия и культура напрямую зависели от бизона. Это животное было наиглавнейшим ресурсом как в материальном, так и в духовном аспектах.

По преданию, прежде чем бизону появиться в прериях, его вынашивала Мать Земля. И люди, говорит легенда, имеют то же самое происхождение. Бизоны послали лакота святое создание, Женщину-Белую Бизониху, и она заключила с ними соглашение, Она дала индейцам Трубку Белого Теленка, чтобы они с ее помощью молились Силам Вселенной, Вакантанке, воплощению всего священного. Бизоны клятвенно обещали лакота быть объектом охоты, но если люди стали бы огорчать своим поведением Вакантанку, то они/бизоны/ вновь ушли бы под землю и вернулись бы лишь в ответ на горячие молитвы и достойное поведение. Трубка стала основой религии лакота, символизируя взаимоотношения между человеком и Силами Вселенной.

Через духовного проводника и видения лакота узнали о священных ритуалах, создавших внешнюю форму их религиозной жизни.В палатке очищения, небольшом куполообразном строении из ивы, покрытои бизоньими шкурами, лакота клали раскаленные камни в очаг. Вход закрывался и лилась вода на камни/по верованиям, камень был древнейшим созданием на Земле/,и они начинали дышать горячим паром. Проходившие обряд очищения сильно потели, очищая свои тела и обновляя души. Этот обряд у лакота предворял все другие ритуалы-поиск видения, Танец Солнца и тд. Все церемонии давали лакота силу, утешение, удовлетворение. Когда лакота отправляли религию, они жили в гармонии с Создателем и наслаждались внутренней гармонией, исходящей из самой сути духовноц силы. Традиционный образ жизни лакота начал клониться к закату с 1864 года, когда вспыхнули индейские войны на южных равнинах.

Санти, также известные как дакота или восточные сиу, прежде жили на берегах Миннесоты и Миссисипи/ штаты Висконсин и Миннесота/. Четыре племени санти-мдевакантон, вахпетон, вахпекьюте и сиссетон-лишь слегка отличались между собой по языку и культуре. Считается, что сиссетоны являлись неким культурным мостом между лесными и равнинными сиу. Восточные сиу жили на берегах озера Верхнего, когда в 1635 году европейцы впервые встретили их. Пребывание санти в лесах изобиловало периодами вражды, перемирий, культурных обменов и межплеменных браков с оджибвеями. В 17 веке алгонкиноязычные оджибвеи и сиуязычные санти часто сражались из-за охотничьих угодий и рисовых полей. Дакота не испытывали трудностей до начала или середины 18 века, когда французы начали выкупать у оджибвеев пушнину. С возникновением конкуренции в пушной торговле старый антагонизм между двумя народами значительно расширился. Оджибвеи, получив в обмен на пушнину ружья, сумели вытеснить дакота из окрестностей озера Верхнего. В то время как оджибвеи теснила дакота с севера, сауки и фоксы совершали на них набеги с юга.

К 50-ым годам 19 века дакота оказались в западной Миннесоте, где ощутили присутствие военных США из форта Снеллинг. Давление могущественных вражеских племен лесной полосы ускорило усвоение восточными сиу культурных черт равнинных народов. Особенно это отразилось на сиссетонах.

Когда они жили в лесах, санти, кроме сбора дикого риса, кореньев и фруктов, занимались охотой и трапперством. И хотя дакота жили у кромки бизоньих пастбищ, они каждый год, с мая по сентябрь, охотились на бизонов. Охота обычно проходила в прериях к западу от Миссисипи. Как и у большинства равнинных племен, охота на бизонов у санти была самым массовым мероприятием. Она организовывалась опытными людьми, знавшими маршруты передвижений бизонов, способными общаться со сверхестественными силами, ответственными за успех охоты и здоровье охотников.

После успешной охоты разделкой туш занимались женщины. При перекочевке мясо хоронили в разных местах и извлекали наружу на обратном пути к зимним стоянкам.

Осенняя охота на оленей, по организации схожая с бизоньей, проводилась в октябре. Зимой дакота охотились как на оленей, так и на лосей и медведей. В это время года мясо трудно было добыть, и всегда маячила перспектива голода, несмотря на то, что мясо делилось между всеми членами племени. В январе мужчины возвращались с охоты, а в марте добывали пушных зверей и готовили кленовый сахар.

У санти было четкое разделение труда между полами. Женщины производили одежду, обувь и домашние принадлежности и собирали дары леса: дикий рис, кленовый сок и ягоды, а также плоды прерий-лук и картофель.

До 60-ых годов 19 века деревни санти были организованы по групповому признаку. Положение в в племени зарабатывалось только благодаря постоянному участию в делах селения. Перед контактами с европейцами вожди у дакота, по всей видимости, не имели большой власти. Роль лидеров играли шаманы, военные вожди и предводители охотничьих отрядов. Вождям же отводилась роль посредников в улаживании конфликтов между льдьми и с врагами.

В 30-ые годы в пределы страны санти хлынули толпы колонистов и миссионеров, а правительство США, кусок за куском, принялось отбирать у них землю. К 1857 году дакота в Миннесоте жили на узенькой полоске земли вдоль южного берега Миннесоты.В августе 1862 года негодование санти достигло точки кипения. Насекомые уничтожили урожай маиса; правительство урезало погодную ренту; склады агенства, переполненные запасами пищи, приказали закрыть; торговцы отказались выдавать кредиты, что было обычным делом в прошлом.

Разочарованные и голодные санти отыгрались на белых поселенцах. Искра конфликта вспыхнула из-за спора между молодыми воинами. Суть спора-кто отважится стащить у фермера куриные яйца? В итоге фермер, двое других белых и две женщины были убиты. Молодые воины рассказали вождям о происшествии и подтолкнули их к принятию решения о всеобщей атаке на белых, пока те не напали на них.

У санти были успехи в этой войне, но они выдохлись. Даже несмотря на бушевавшую Гражданскую войну, армия сумела собраться с силами и сломила сопротивление дакота. 1800 индейцев посадили в тюрьмы/и не принимавшие участия в восстании оказались среди этого числа/. Брошены были за решетку даже те, кто спасал жизни белым людям. В конечном итоге 33 санти были повешены в городе Манкато, и это является самой массовой казнью в истории США.

Индейцы этих племен называли себя Асовики, Люди Желтой Земли, и Мескваки, Люди Красной Земли. Два первоначально отдельных племени создали свободную конфедерацию, и теперь живутm, главным образом, в Оклахоме и на небольшом клочке земли в графстве Ричардсон /Небраска/ и в графстве Браун/Канзас/.

Алгонкиноязычные сауки и фоксы, которых французы называли Людьми Огня, издавна жили в регионе Великих Озер. В середине 17 века оба племени испытывали постоянное давление со стороны враждебных индейцев и французов. В бесконечных войнах они понесли тяжелые потери, и в начале 18 века два племени, создав союз, начали движение к югу.

Союзные племена основали деревни на берегах Миссисипи, но туда стали прибывать белые поселенцы, и между ними разгорелась война. Поселенцы требовали переместить сауков и фоксов, и тут положение последних усугубилось еще больше, ибо англичане, их верные союзники, потерпели поражение в войне 1812 года.

После англо-американского конфликта отношения между белыми и индейцами продолжали ухудшаться, вылившись в 1832 году в войну Черного Ястреба. Под руководством стареющего вождя сауки и фоксы попытались вернуться в Иллинойс, но, встретив ожесточенное сопротивление иллинойских добровольцев, остатки двух племен отступили в Айову, где повели войну с дакота. В конце концов в 1845 году они отказались от притязаний на все земли к востоку от Миссури. В этом году завершилась их прежняя, лесная жизнь, потому что канзасские прерии в агенстве Оседж Ривер, куда им нужно было переселяться, уж очень отличались от тех мест, где они жили раньше.

Перемещения с места на место продолжались в течении 20 лет, и люди пытались сохранять свой прежний образ жизни. Но ослабленные войнами, болезнями, алкоголем, сауки и фоксы вынуждены были скитаться, пока в 1886 году их остатки кавалеристы не загнали на Индейскую Территорию. В 1869 году правительство учредило для двух племен резервацию в Небраске и Канзасе, в которой все еще живут несколько семей. Эта небольшая резервация граничит с резервацией племени айова, сиуязычных индейцев, перемещенных из лесных земель. Айова также переселили в Оклахому, однако несколько семей по-прежнему владеют землей в Небраске, отданной им в 1885 году.

Лесные племена, сауки и фоксы жили в деревнях , насчитывавших до 100 жилищ. Жилища эти были от 40 до 60 футов в длину и около 20 футов в ширину. Зимой они покрывались корой вяза, а летом травой.

Оба племени выращивали овощи и уходили на ежегодную бизонью охоту вплоть до прерий Канзаса. Они также занимались трапперством, и в конце 17 века вели активную торговлю с белыми торговцами. По соседству с несколькими дереревнями обнаружились свинцовые копи, и индейцы ежегодно сбывали белым порядка 4 тысяч фунтов плавленного свинца. Социальная организация сауков и фоксов опиралась на прочную систему кланов и на два общества-воинов и бизонов. Главными религиозными церемониями двух племен были клановые мероприятия, включавшие Праздники Урожая и Благодарения, что являлось характерным и для других земледельческих племен Северной Америки.

Перед приходом в Небраску, виннебаго жили в лесах у Великих Озер. В разные времена их соседями были сауки и фоксы, санти сиу и другие лесные племена, а также сиуязычные родственники-ото, миссури и айова.

Виннебаго жили в покрытых корой и тростником вигвамах, охотились на медведя, оленя и бобра в лесах, уходили на общую охоту на бизонов в прерии, выращивали маис, бобы, дыни и кабачки в огородах, а также собирали кленовый сок.

Виннебаго отлично приспособились к жизни в лесах и были хорошими бойцами в различных войнах 18 и 19 веков. Временами они союзничали с сауками и фоксами, иногда воевали с ними на стороне французов и на стороне англичан в войне 1812 года. Свой первый договор с США они подписали в 1825 году.

Социальная организация виннебаго базировалась на двух подразделениях-Ванагереги Херера, ''Те, Кто Наверху'' и Манеги Херера, ''Те, Кто Внизу''. Имена этих подразделений происходили из животного мира. Ванагереги-птицы, Манеги- земные и водные животные. Принадлежность к одному или другому подразделению определялась происхождением отца. Подразделения играли важную роль в социальной жизни и церемониях виннебаго. Пока социальная структура племени оставалась прежней, деревни виннебаго разделялись на верхнюю и нижнюю части. Это регулировало браки, мужчина должен был брать в жены девушку не только из другого клана,но и из другого подразделения. Как и их алгонкинские соседи, виннебаго покрывали свои жилища либо корой, либо тростниковыми циновками. Жилища эти можно было относительно легко построить, и они вполне отвечали требованиям временного назначения.

Охота была важной составляющей пропитания. Известно, что виннебаго часто охотились на бизонов вместе со своими братьями-айова, ото или миссури. Клан Медведя всегда отвечал за поддержание порядка на охоте. Полиция клана заботилась о том, чтобы ни один охотник не пересек определенной линии и не стрелял без предупреждения; никому не позволялось подвергать опасности свою жизнь и жизнь соплеменника; нельзя было спугнуть бизонов и тем самым испортить всю охоту.

Охотились виннебаго и на другое зверье. На медведя и бобра-зимой, на оленя-круглый год, уток ловили в растянутые на воде сети. Летом в сети попадались голуби, порой по 500-600 птиц за утро. Рыбу били острогой, ловили в запрудах. Большие уловы сушили на солнце и коптили.

Виннебаго собирали ягоды, сливы, орехи и съедобные корни, выращивали арбузы и табак. Маис они ели в сыром виде, запеченым, сушеным. Маис варили с мясом и жиром, из него делали хлеб. Каждая семья обычно возделывала свое поле.

Дикий рис в изобилии произростал на берегах Фокс Ривер, и виннебаго его заготавливали впрок в больших колличествах. Вот записки о сборе урожая риса в 1830 году: '' ... индейцы загоняли каноэ в самую гущу зарослей риса, веслом склоняли его через борт и сбивали спелые зерна на расстеленную на днище ткань. После рис отделяли от шелухи, проветривали, ссыпали в сумки и уносили в хранилища''.

Cумки вязали из овощных волокон и покрывали узорами, главным образом, геометрическим орнаментом. Часто использовались реалистические образы оленей, тиц, воды, и грома. Верования виннебаго не очень отличались от тех, что были в ходу у дакота и центральных алгонкинов/cаук и фокс/. Они поклонялись Создателю Земли, Солнцу, Луне, Земле, Утренней Звезде, Дающему Болезни, Птице Грома и Водным Духам. Божества эти имели и человеческие черты.

Виннебаго верили в то, что мир населен бессчетным колличеством духов, которые давали о себе знать многими способами. Духи демонстрировали свою силу, даря индейцу благословение и позволяя ему преуспеть в жизни.

Двумя важнейшими церемониями были Знахарский Танец, проводившийся летом, и Зимний Пир. Общество Знахарского Танца являлось секретной организацией, членами которой могли быть как мужчины, так и женщины. Умершего члена замещал его родственник. Общество составляли пять общин-север, запад, юг, восток и юго-восток. Церемония была открытой для публики. Главные цели общества-учить людей определенным ценностям и продлевать им жизнь. Церемония Зимнего Пира проводилась разными кланами для того, чтобы подтвердить связь со сверхестественным и обеспечить успех в войне.

В 1832 году виннебаго уступили свои земли на реках Фокс и Висконсин в обмен на резервацию к западу от Миссисипи. В теченни последующих 30 лет виннебаго переселяли трижды, в основном, под дулом оружия. После восстания санти в 1862 году поселенцы Миннесоты потребовали от властей очистить штат от всех индейцев. Даже от виннебаго, педложивших белым помощь в том восстании. В феврале 1863 года виннебаго силой переместили в резервацию в Южной Дакоте. Она примыкала к резервации санти Кроу Крик.

Это было жалкое место, почти безлесное, со скудной почвой и плохой водой, где процветали болезни. И 2000 виннебаго, построив каноэ, спустили их на воду и поплыли вниз по Миссури, чтобы присоединиться к омаха. Только 1200 добрались до цели.

В 20-ых годах 19 века пауни были самым могущественным народом в центре Великих Равнин. 4 союзных племени, составляших этот народ-чауи, питахерат, киткехаки и скиди-, должно быть, насчитывали в те времена около 25,000 человек.

Размах военных действий пауни наглядно свидетельствует об их мощи. Атаки на Тропу Санта Фе и на мексиканские поселки на верхней Рио Гранде участились настолько, что губернатор Санта Фе в 1823 году угрожал объявить войну пауни, если США не остановят их. Но налеты продолжались. По словам агента пауни Джона Догерти/1828 год/, '' этот народ так уверовал в свою силу,что считает себя самым многочислненным, воинственным и храбрым на свете''. Тридцать лет спустя пауни пребывали в шоке. Их племенные земли/30 миллионов акров/ США скупили за смешную цену-2 цента за акр. На реке Луп им отвели резервацию размером всего лишь в 288,000 акров. Численность пауни упала до 4 тысяч, и со всех сторон их окружали враждебные племена. Они упорно держались за свою культуру-религию, историю, земледель- ческие и охотничьи циклы-, но к 60-ым годам 19 века пауни были на грани исчезновения.

До 30-ых годов пауни контролировали территорию от Найобрэры до Арканзаса и от высокот равных равнин восточной Небраски до высоких прерий восточного Колорадо. Пауни не облада ли этой землей в современном смысле исключительного владения, но они защищали ее и счита ли своей.

Земля эта для пауни была пространственным выражением их цикла ежегодных мероприятий, которые, в свою очередь, отображали космологию народа или его видения мира. Каждое мероприятие-земледелие, охота, торговля, война-проводилось не только в определенное время года, но и в специфических местах, очерчивавших протяженность их владений. Их территория распространялась от сердцевины через обширные охотничьи угодья до переферийных районов, граничавших с землями соседних племен.

Сердце страны пауни, распологавшееся на Великих Равнинах центральной Небраски и северного Канзаса, была духовной и экономической втулкой колеса их жизни. В постоянных деревнях из земляных жилищ на реках Луп и Платт, пауни выращивали урожаи и проводили совместные, объединявшие племена, церемонии.

Пять наиболее важных и священных мест пауни находились в центре их родины. Это были жилища нахураков, духов животных, которые являлись слугами и посланцами Ти-ра-вы, Того, Кто Наверху, и которые передавали специальные знания и силу избранным людям.

Жилищами этими были Ла-ла-ва-ко-ти-то/Темный Остров/, обиталище под островом на реке Платт у нынешнего Сентрал Сити; А-ка-вит-акол/ Белый Берег/, обрывистый берег на излучине Луп напротив устья Сидар у Фуллертона; Китс-а-витс-ук/Вода На Берегу/, иначе- Похова, большой круглый холм на Соломон в Канзасе; и Па-хур/ Гора, Указывающая Путь/, названная белыми людьми Гайд Рок и расположенная у городка с тем же названием. Вождем всех жилищ нахураков был Па-хук/ Гористый Остров/, мыс на Платт Сидер Блаффс. Эти святые места, а также могилы предков у постоянных деревень, усиливали привязанность пауни к сердцу их родины.

Первое и основное объяснение всему этому то, что пауни выращивали маис. Он связывал их с землей в центре Небраски и был средоточием важнейших церемоний. Женщины сажали маис, бобы, тыкву, кабачки и подсолнечник в мае, пропалывали второй раз в июне и убирали в сентябре, после летней охоты на бизонов. Они разбивали огороды на размытых эрозией склонах из-за трудности возделывания плотного верхнего слоя прерий костяными лопатами или железными мотыгами. Участки находились рядом с деревнями, и зачастую обносились оградой в защиту от зверей.

В июне, после второго пропалывания, и в ноябре, после уборки, сушки м складирования урожая в закрома, пауни покидали деревни и уходили к бизоньим пастбищам высоких прерий. Основными охотничьими районами были долины в верхнем течении рек Рипабликен, Смоки Хилл и Арканзас, где бизоны собирались в большие стада, чтобы отыскать воду летом и кору тополей зимой. Центральный район принадлежал исключительно пауни, но охотничьи территории у них оспаривали лакота, шайены и арапахо с запада и севера, омаха, канза и оседжи с востока и юга. И все же, по словам Джона Дэнбера,жившего с пауни с 1834-го по 1846-ой годы, до начала 30-ых '' они оставались гордыми хозяевами земли''.

Охоты на бизонов и земледельческие циклы правили жизнью пауни. Маис и другие культуры, а также дикорастущие клубни, составляли основу их рациона. Однако свежее и сушеное бизонье мясо тоже было важным продуктом, особенно в месяцы кочевок.

Пауни вынуждены были кочевать из-за того, что окрестности деревень не могли прокормить большие табуны лошадей/по данным исследователя Стивена Лонга, в 1819 году их насчитывалось от 6,000 до 8,000 тысяч/.

К примеру, зимой пауни охотились только для того, чтобы пополнить запасы мяса и шкур Затеи они уходили к зимним стоянкам, которые обеспечивали их топливом, водой и зверьем, а лошадей-фуражом.

Пауни меняли стоянку, когда ее ресурсы истощались. Возвращались они в свои деревни не раньше апреля. Как раз в это время вырастала свежая трава для лошадей. Травы этой хватало лишь до середины лета, и тогда пауни приходилось снова кочевать. Осенью и весной они регулярно поджигали прерии, чтобы травы росли гуще. Но даже это особенно не способствовало увеличению фуража. Пауни торговали и воевали, главным образом, зимой и летом, когда небольшие общины разбредались по Великим Равнинам после общих бизоньих охот. Их торговыми партнерами были арикара, манданы и хидатса на верхней Миссури, испанцы и мексиканцы из Санта Фе, французы и американцы из Сент-Луиса. Но основная торговля проходила на юге, в деревнях уичита и других кэддоязычных племен Техаса и Оклахомы. Связи пауни с южными родственниками никогда не прерывались, и , главным образом, они повлияли на решение пауни покинуть Небраску и поселиться на Индейской Территории/1874-75 годы/.

Кража лошадей была сродни торговле и считалась почетным делом-одним из важнейших средств обогащения и подтверждения отваги у всех равнинных племен.Часто, в соответствии с полученным видением, воин пауни просил одобрения у святого человека и отправлялся в набег против таких дальних индейских селений, какие стояли в Мексике. И если набег удавался, воин делился добычей с вождями и устраивал большие пиры, но большая часть добычи доставалась нуждавшимся членам племени.

Раздача являлась краеугольным камнем социальной и экономической жизни пауни, ибо она позволяла поддерживать существование даже самым бедным семьям.

Таким был старинный жизненный цикл пауни, позволявший им безбедно обретаться во враждебном окружении. И даже в 20-ых годах 19 века пауни были уверены в своих силах и не придавали значения увеличению числа евроамериканцев на востоке и растущей мощи лакота на севере и западе. В 1828 году Люсьен Фонтенель/торговец пушниной из Каунсил Блаффс/ писал Догерти:'' пауни уверены, что какую бы военную силу не двинули против них американцы, она не сможет совладать с ними''. Но это было далеко не так. К 1830 году над пауни нависла черная тень, и их образ жизни должен был вот-вот измениться навсегда.

Лето 1831 года стало поворотным в истории пауни. Тем летом Джон Догерти побывал в их деревнях и узнал о том, что '' половину народа скосила эпидемия оспы''. Вожди сказали ему, что '' ни один индеец моложе 33 лет не избежал этой ужасной болезни, ведь прошло много лет со времен последней эпидемии''. Так что не только численность пауни сократилась вдвое за какие-то считанные месяцы/по подсчетам Догерти их стало 12,500 человек/, но гибель молодежи ставила крест на воспроизводстве. Последующие эпидемии оспы 1837-38 годов и холеры 1849 года еще больше ослабили пауни. И дальше их численность снижалась вплоть до 1920 года. С 1831 года до их исхода из Небраски в 1874-75 годах ослабленные пауни жили под постоянной угрозой атак со стороны лакота. После 1831 года ни одна охотничья экспедиция не чувствовала себя в безопасности, женжины пауни погибали прямо на своих огородах.

Впервые территорию пауни урезали в 1853 году. Тогда они отказались от своих прав на все земли к югу от Платт Ривер в пользу США. Границы уступки не были определены. Фактически, племя канза уже продало большой кусок территории пауни в 1825 году. Эти договоры были частью государственной программы создать на Великих Равнинах район, который бы вместил в себя перемещенные индейские племена из восточных штатов.

Есть свидетельства, что пауни считали, что они продали только земли к востоку от Биг Блю Ривер, в юговосточной Небраске и северовосточном Канзасе, и что их намеренно обманули составители договоров. Однако пауни все еще страдали от эпидемии оспы 1831 года и, возможно, согласились бы тогда на любые условия. В обмен на земли они получили обещания военной защиты, небольшую десятилетнюю погодную ренту и помощь фермеров и кузнецов, которые, как предпологалось, должны были изменить кочевой образ жизни пауни и подготовить их к ассимиляции в американское общество.

Договор 1833 года также требовал от пауни их перемещения с южного берега Платт к реке Луп, чтобы они не мешали растущему движению переселенцев через Великие Равнины. К 1839 году пауни жили в 6 деревнях вдоль Луп Ривер и на южном берегу Платт. Их численность из-за болезней, голода и войн упала до 6,500 человек. На Луп Ривер пауни подвергались постоянным атакам со стороны лакота, а на Платт Ривер белые переселенцы стремительно уничтожали запасы леса, травы и дичи. Зажатые межу расширявшимися владениями лакота и белых поселенцев пауни в 40-ых годах оказались, по сути, людьми без родины.

Когда после 1843 года поток переселенцев увеличился, обнищавшие пауни дошли до того, что стали попрошайничать и воровать. Вот тогда правительство и решило принудить пауни выполнить условия договора 1833 года и переместить их к Луп Ривер.

Рост численности белого населения на Территории Небраска до постройки железной дороги был небольшим. Поселенцы держались берегов Миссури, где жить пионеру было легче из-за доступа к воде, лесу и товарам. Цепочка поселений вдоль северного берега Платт, протянувшаяся к западу от Шелл Крик, была, похоже, единственной в своем роде, но поселения эти стояли на земле, которая принадлежала пауни.

Все отчеты о пауни в начале 50-ых годов указывают на то, что эти индейцы находились в отчаянном положении. В 1849 году эпидемия холеры сократила их численность на одну четверть, а охотничьи и земледельческие мероприятия постоянно срывались военными отрядами лакота.

Пауни отступили к югу от Платт, использовав эту реку как ров в защиту от лакота. С 1851 по 1857 годы скиди и отдельные кланы 3 других племен жили двумя большими группами на холмах, что напротив поселка Фримонт. Чауи жили в другой большой деревне на террасах Скулл Крик.

Голодные и разъяренные тем, что их земли заполонили белые поселенцы, пауни стали агрессивны. Они угрожали поселенцам и крали у них пищу. Это подтвердило мнеие многих жителей Небраски, что пауни деградируют и являются источником беспокойства. Газета '' Житель Небраски'' от 25 ноября 1856 года высказалась за ''набор добровольцев и скальпирование племени''. В статье утверждалось, что '' долг Дяди Сэма-изгнать пауни''.

Этот лозунг пришелся ко времени, ибо вполне отвечал новой федеральной политике относительно резерваций. 24 сентября 1857 года в Тэйбл Рок/Небраска/ пауни уступили все оставшиеся земли, кроме небольшой резервации на Луп Ривер. В обмен им пообещали погодную ренту в 40,000 долларов в течении 5 лет и 30,000 долларов в год до тех пор, пока светит солнце. Правительство также обещало пауни защиту от врагов, постройку трудовых школ, агенство у Дженоа, и услуги кузнецов, фермеров и проффесиональных рабочих, чтобы они попытались трансформировать родовое и кочевое общество пауни в общность индивидуалов и свободных фермеров. Это, естественно, не стало перманентным решением проблемы, - в течении последующих 15 лет наплыв белых поселенцев поглотил резервацию пауни.

Пауни неохотно согласились переселиться в новую резервацию на Луп Ривер в 1857 году. И только вписанное в документ обещание дать защиту от лакота их обнадежило. Они знали, что ждать от своих старых врагов в случае прихода к Луп Ривер. Ведь все усилия основать для пауни агенство в 40-ых годах пошли прахом из-за налетов сиу.

Два года пауни тянули с переселением к Луп Ривер. Когда они все же пришли туда, правительство основало штаб агенства в заброшенном мормонами поселке Дженоа. Пауни построили свои землянки в прерии к юго-западу от него. С апреля по сентябрь 1860 года сиу 8 раз нападали на пауни у Дженоа. Наконец правительство послало туда несколько солдат с малой пушкой, но такие незначительные силы не исправили ситуации. Пока пауни оставались у Дженоа, они постоянно подвергались налетам сиу. Большие военные отряды лакота нападали на их деревни, небольшие убивали работавших в поле женщин и грабили и жгли жилища, когда племя охотилось на бизонов. Усугубляли проблемы пауни и агенты, которые были либо некомпетентны, либо не чисты на руку.

Последние легко присваивали принадлежавшие индейцам деньги. Позже агентами были квакеры, но их идеалистические и пацифистские доктрины не несли никакой пользы пауни, которые бились с лакота не на жизнь, а на смерть.

Намерения и политика правительства с самого начала были направлены на то, чтобы отвратить пауни от их скитаний и бизоньих охот. Но агентам ничего не оставалось, как разрешать бизоньи охоты, ибо продовольствия по договору постоянно не хватало. До сбора урожая сушеное мясо и правительственные пайки позволяли пауни сводить концы с концами. Но в те годы, когда засуха или насекомые уничтожали урожаи, или когда белые охотники за шкурами и индейские враги срывали их охоты на бизонов, пауни голодали.

Когда в 1864 году сиу и шайены вышли на Тропу Войны против белых, это стало багословением для пауни. До тех пор пока эти племена уничтожали только пауни, никому не приходило в голову держать их в узде, но когда стали скальпировать и убивать белых людей, военные тут же выскочили на авансцену. К восторгу пауни они попросили из числа воинов их народа набрать эскадрон для борьбы с сиу и шайенами. И молодой Фрэнк Норт, служивший клерком на торговом складе, был назначен офицером этого подразделения.

1864 и 1865 годы были хорошим временем для пауни, поскольку враждебных лакота и шайенов военные прогнали далеко на север. Бизоньи пастбища освободились от врагов, охота удавалась, а когда пауни возвращались с нее, их поля оставались в целости и сохранности.

В 1869 году агентом пауни стал квакер. Он сразу же потребовал от них прекратить скитаться и охотиться на бизонов. В то время как сиу убивали пауни в их собственной резервации, агент хотел получить от них обещания никогда не сражаться. В то время как их лошадей крали воины других племен, агент хотел, чтобы пауни считали кражу лошадей преступлением и прекратили красть сами. Если пауни будут честны, добры и озабочены всепрощением, то и другие индейцы станут такими же, обещал он. Он ничего не знал о пауни и их врагах.

С наступлением 70-ых годов пауни надеялись продолжить жить, охотиться и воевать прежним образом, но железная дорога доставила в их бизонью страну новую волну поселенцев. Лакота, не взирая на подписанные договоры, вернулись назад, белые охотники уничтожали бизонов. Прежний образ жизни пауни подходил к концу.

Последний удар пришелся на август 1873, когда охотничья партия пауни из 250 мужчин, 100 женщин и 50 детей была на удачной охоте в прериях к западу от Френчмэн Крик. Дважды белые охотники предупредили пауни о том, что поблизости сиу, и Джон Уильямсон, сопровождавший дорожный агент, посоветовал индейцам вернуться в резервацию на южном берегу Рипабликэн. Но пауни думали, что белые охотники лгут, чтобы бизоны достались им, и,кроме того, уверовали в то, что дадут отпор любым налетчикам сиу.

5 августа были убиты последние бизоны на этой охоте, и пауни разбрелись по прерии с целью разделки туш, когда на горизонте появилось около 100 лакота. Мужчины пауни загнали женщин, детей и лошадей, нагруженных мясом и шкурами восьмисот бизонов, в укромный овраг, а сами развернулись, чтобы встретить врага. Лакота были из агенств Красного Облака и Крапчатого Хвоста, где их хорошо кормили, и у них не имелось иных причин находиться на бизоньих пастбищах, кроме тех, что им надоела резервационная жизнь и захотелось немного поохотиться и повоевать.

Около часа пауни сдерживали первую партию сиу, но их защита затрещала по швам, когда в бой внезапно бросились еще 800 лакота. Пауни скинули на землю тюки с мясом и шкурами и посадили женщин и детей на лошадей. Сиу стали поливать пауни стрелами и свинцом, и те бежали к Рипабликэн. Лакота преследовали их 10 миль и оставили своих жертв только с появлением кавалеристов. В этом овраге, который с тех пор стал называться Каньоном Резни, и на примыкавшей к нему прерии около 100 пауни остались лежать искалеченными и мертвыми. Половину из них составляли женщины и дети. Это была последняя великая межплеменная схватка в Северной Америке.

Каньон Резни потряс народ пауни до основания. Он испытывал налеты, голод и унижения в прошлом без жалоб, но это было чересчур. Он отвернулся от вождей и стал поддерживать новых лидеров, ратовавших за переселение на Индейскую Территорию. Правительство ухватилось за предоставившуюся возможность и одобрило эти намерения. К концу 1875 года в Небраске не осталось ни одного пауни.

Ото и миссури говорили на диалекте шивера, относящемуся к языковой семье сиу. До контакта с белыми людьми они, а также два других племени группы шивера, виннебаго и айова, возможно, составляли один народ, проживавший у Великих Озер. Ото и миссури отделились от айова и виннебаго в начале 17 века. Миссури обосновались южнее ото и айова. По некоторым данным, они поднялись вверх по Миссисипи и пешком добрались до устья Грэнд Ривер в теперешнем штате Миссури. Ото прошли вместе с миссури до устья Грэнд, а затем поднялись по Миссури и стали самостоятельным племенем. К 1730 году давление сауков и фоксов заставило миссури снова отправиться в путь. На этот раз они дошли до деревни оседжей. Однако сауки и фоксы продолжали уничтожать племя точно также, как оспа. В 1798 году сауки и фоксы напали на миссури, и от племени почти ничего не осталось. Остатки племени нашли убежище у других племен. Кто-то присоединился к оседжам, кто-то - к канза, но многие нашли приют у ото на Платт Ривер, в Небраске. К 1819 году миссури и ото считались одним племенем.

Хотя предания говорят о том, что ото сопровождали миссури в странствиях и потом отделились от них, более вероятно то, что ото мигрировали в теперешний штат Айова вместе с племенем айова.

Первые ото появились в Небраске на Немаха и Платт в начале 18 века. Вскоре они построили такие же земляные жилища, какие строили их соседи, пауни. Раньше это сделали омаха и понка. Вигвамы из коры. в которых они ютились в лесах, были непригодны для жизни в прериях. Ото стали возделывать землю и, также как пауни, дважды в год проводили охоту на бизонов. Так они прспособились к жизни на краю Великих Равнин.

С 1721 года ото жили на берегах Платт, где в 1804 году Льюис и Кларк и встретили их.С 1817 по 1841 год ото и миссури жили в 4 деревнях у устья Платт.

В деревнях ото насчитывалось от 40 до 70 земляных жилищ. Они больше предпочитали жить оседло, чем кочевать и охотиться на бизонов. Мужчины,в основном, охотились, а женщины занимались детьми и домашним хозяйством. И те и другие возделывали землю, но женщины делали большую часть полевых работ. За исключением личных вещей, все в доме принадлежало женщине, включяя само земляное жилище или типи. Женщины также осуществляли контроль над мясом, которое приносили с охоты мужчины, и над всеми полевыми продуктами.

Церемонии ото подтверждали право мужчин быть воинами, но ясно то, что ото больше ценили исскуство охоты, чем войны. Способность воина защитить своих людей считалась очень важным делом, но всякий воин, совершивший налет на другое племя, подвергался обструкции, ибо своими действиями он ставил безопасность племени под угрозу. У ото имелись наследственные вожди, но власть их не была значительной. Вождь заботился о благополучии людей и о мире. Вождем мог быть только глава семьи, а семья являлась наиболее важным аспектом социальной и церемониальной жизни.

Ото верили в сверхестественное, и делали подношения Ваконте,пребывавшем во всем сущем. Сверхестественный мир контролировал все вещи, а также мысли и поведение человека. Шаманы ото общались с ним и лечили больных. Лечебная сила шамана шла от видений, либо передавалась по наследству. Члены Бизоньего и Знахарского Жилищ практиковали лечение и экзорсизм, а независимые шаманы знали толк в травах. Ото сажали бобовые, тыкву, маис и дыни, пропалывая эти культуры в определенное время. Когда они возвращались с бизоньей охоты, маис уже созревал, но перед его уборкой Знахарское Жилище Красного Боба задавало пир. Пока маис был в стадии роста, ото и миссури начинали строить планы на весеннюю бизонью охоту. Клан Бизона руководил этой охотой, а клан Медведя проводил охоту осенью. В 1935 году Уильям Уитман описал охоту на бизонов 1874 года со слов старого Бизоньего Знахаря ото, родившегося в 1863 году: ''... Весной кланы Бизона собрались вместе и назначили ''хорошего'' человека, знавшего, как руководить... Мы прошли 60 миль, миновав форт Хей в Канзасе. Тут мы обнаружили много бизонов. Ты мог видеть их там и здесь... Когда они увидели бизонов, глашатай прошел по кругу, и каждый вооружился. Когда бизоны были в четверти мили, лидер подал сигнал и все зашумели. Если бы кто-нибудь начал охотиться раньше сигнала, того отхлестали бы плетками... Они убили бизонов столько, сколько хотели и вернулись с нагруженными мясом лошадьми. '' Это была последняя бизонья охота племени ото, ведь белые охотники за бизоньими шкурами почти полностью истребили стада. Спустя 7 лет ото переместились в Оклахому. Их снова заставили переселиться более сильные и многочисленные люди.

История племени омаха прослеживается до 70-ых годов 17 века. Только археология может высветить что-то о еще более ранней истории, но ей особенно нечего сказать относительно прошлого этого племени.

Сами омаха указывают на то, что их родина - долина реки Огайо, но археологи этого региона ничего не говорят об омаха. Предпологается, что омаха/ и все сиуязычные ''дхегиа''- понка, куапавы, канза и оседжи/ могут быть включены в культуру '' Средней Миссисипи'', которая процветала до 15 века в окрестностях Сент Луиса. Хотя эта идея и кажется привлекательной, однако ей нет прямого подтверждения. Другая проблема заключается в том, что ни одна древняя стоянка/1400-1470/ не идентифицирована как омахская. Стоянки омаха конечно когда-то существовали, но то ли были разрушены, то ли их спутали со стоянками других племен, либо их еще не обнаружили.

Экспедиция Маркетта и Жолье, пройдя 70-ых годах 17 века устье Миссури, мало что узнала от местных индейцев о живших на реке людях. Со слов индейцев они смогли только составить карту с названиями некоторых конкретных индейских групп. Название одного племени на карте - маха или омаха. Ясно, что к 70-ым годам омаха покинули район реки Миссисипи и двинулись в прерии вверх по Миссури. Когда именно ушли омаха с Миссисипи - неизвестно, но, скорее всего, это случилось в 1600 году или даже раньше.

В 1700 году Рьер Шарль Суер/никогда не видевший омаха и полагавшийся на чужую информацию/ отметил, что омаха жили в деревне из 400 жилищ/возможно, 4,000 человек/.

Эта деревня, по общему мнению, располагалась на Биг Сиу Ривер/когда-то - Маха Ривер/, ниже города Сиу Фоллс.

Между 1714 и 1735 годами омаха построили деревню на Боу Крик/Небраска/. После битвы между соперничавшими группировками племени омаха переместились в 1750 году к сегодняшнему Дакота Сити. Некоторые утверждали, что та битва на Боу Крик послужила причиной ухода понка из племени. Однако более вероятно то, что еще до основания деревни на Боу Крик,/ возможно, ранее 1735 года/, понка откололись от омаха.

Новая деревня у Дакота Сити просуществовала несколько лет. К 1765 году омаха отошли к югу, к холмам вдоль Миссури. Приблизительно в 1775 году снова отошли к юго-востоку, к тому месту, где высятся холмы на Омаха Крик, и где позже возник городок Гомер. Здесь омаха основали ''Большую Деревню'' или Тон вон тонга. Это была деревня Черной Птицы, самого знаменитого из ранних вождей омаха,/на самом деле, он был первым омаха, известным белым по имени/. Под руководством Черной Птицы омаха стали мощной военной силой и имели в прериях огромное влияние. Черная Птица правил железной рукой и, говорят, его очень боялись. В 90-ых годах 18 века он научился пользоваться мышьяком и отравлял всякого, кто был против него.

Омаха занимали Тон вон тонга до 1819 года. После смерти Черной Птицы вождь по имени Большой Кролик несколько лет возглавлял омаха. Знаменитый Большой Лось, Онгпатонга, стал верховным вождем в 1810 году. В начале 19 века Большую Деревню посетило много торговцев пушниной и исследователей, пока сауки и фоксы не прогнали омаха из нее.

В 1819 году омаха переселились на Элкхорн Ривер, где оставались до 1834 года. В 1815 и 1825 годах они подписали договоры о мире и дружбе с США, но в них не упоминалось о земельных уступках. В 1828 году половина племени под предводительством Большого Лося вернулась в Большую Деревню на Миссури, но сауки и фоксы снова прогнали омаха оттуда в том же году. В 1830 году по договору в Прэри ду Шин омаха уступили свои земли в Айове. Годом позже они перенесли эпидемию оспы и в 1834 году вновь оказались в Большой Деревне. В ней они оставались до 1841 года. В 1836 году омаха подписали договор, по которому уступили земли в северозападном Миссури. После нескольких схваток с лакота, сменивших сауков и фоксов вкачестве их главных врагов, омаха в 1841 году переместились к устью Логан Крик на Элкхорн Ривер, где в жалких условиях прожили 2 года. В 1843 году они в который раз вернулись в Большую Деревню, но вновь испытали на себе мощь многочисленных атак лакота. В последний раз они оставили Тон вон тонга в 1844 году, переселившись на Папильон Крик, к западу от Бельвью, Небраска. В это время их было 1,300 человек. Омаха уступили все свои земли, кроме резервации в северовосточной Небраске.

Возможно, что в течении двух столетий большая часть Великих Равнин испытывала сильную засуху. Голая пустыня была негостеприимна как к человеку, так и к животному. Занимавшиеся земледелием индейцы, жившие когда-то в небольших деревнях в долине Рипабликэн Ривер и других частях Небраски, ушли оттуда, когда в конце 14 века перестали идти дожди. В поисках лучшего климата они или переместились к востоку, или обосновались в такой дали, как Техас.

Но к началу 16 века дожди возобновились на иссушенных центральных прериях, давая возможность расти траве и размножаться бизонам. И индейцы стали возвращаться в Высокие Прерии, заселяя обширные районы, обезлюдевшие за время засухи.

Вновь заселили прерии разные племена, и они сообща посодействовали появлению материальной и идеологической культуры, которая позже эволюционировала в классический ''равнинный'' образ жизни. Оседлые фермеры привнесли в нее чувство артисцизма и церемониальности, а кочевники-апачи - технику или умение извлекать пользу из соседства огромных бизоньих стад. Европейцы же - испанцы Мексики и Новой Мексики и французы Луизианы и Канады - стали катализаторами великих перемен, познакомив индейцев с лошадьми, виски и болезнями. Эти испанцы и французы оставили в своих дневниках и докладах записи о том, что происходило давным-давно в тех отдаленных местах.

С исторической точки зрения потребовалось короткое время/100 лет/, чтобы возникла и развилась ''равнинная' культура. Относительно небольшой период от конца великой засухи до конфронтации с американцами был временем почти постоянных перемен и развития.

Как только засухе пришел конец, остатки когда-то широко разбросанных кэддоязычных племен перегруппировались в прериях, основав деревни из земляных жилищ и разбив огороды, главным образом, к востоку от сотого меридиана, Там обильные дожди и небольшие бизоньи стада позволяли им собирать хорошие урожаи. Эти оседлые индейцы - арикара, пауни, уичита и кэддо жили в деревнях от Дакот до Техаса. К северу, вдоль Миссури, жили манданы и хидатса, сиуязычная группа оседлых строителей землянок и огородников. Без сомнений, все они были фермерами, но колличество костей, найденных археологами на местах свалок, и число инструментов из бизоньей кости для работы с тяжелыми шкурами указывает на то, что эти племена зависели не только от фермерства, но и от охоты на бизонов.

Манданы и хидатса были самыми северными из оседлых огородников, и они долго оставались в своих районах из-за стратегической позиции для торговли. Их деревни, а также деревни арикара, стоявшие ниже по течению Миссури, превратились в склады для товаров из Канады и Сент-Луиса, для мехов и бизоньих шкур от разных западных племен, и для лошадей из испанского юго-запада.

В Небраске скиди пауни или Волки поселились на развилке Луп Ривер, а чауи/Грэнд/ пауни жили ниже них, на реке Платт. В это время группы пауни, которые позднее станут племенами киткехаки/Рипабликэн/ и питахерат/Таппаги/, все еще входили в состав чауи.

Вдоль Арканзас Ривер и нескольких ее притоков в Канзасе стояли травяные жилища уичита. Еще дальше к югу, на Ред Ривер в Техасе, жили кэддо, давшие свое имя всей кэддоязычной семье языков. И уичита и кэддо тесно общались с другими, менее оседлыми кэддоязычными племенами, а одно из них - хуманос, имело контакты даже в Мексике. Эта протяженная цепь кэддоязычных оседлых индейцев и их более мобильные родственники станут в будущем важными распространителями мексиканской добычи, особенно лошадей.

Западнее этих оседлых индейцев, между ними и Скалистыми горами, расстилались Высокие Прерии - страна бизонов. Сухой климат часто становился причиной неурожаев, а большие бизоньи стада причиняли вред как огородам, так и деревням. Но прерии и стада бизонов отлично подходили кочевым охотникам-атапаскам, вскоре просочившимся из западной Канады через весь корридор Высоких Прерий вплоть до Рио Гранде. В конечном итоге некоторые из них достигли юго-запада, где стали известны как навахо и апачи.

Археологи видят следы миграций атапасков, хотя бы в виде укрепленных деревень северозападного фронтира. Легенда навахо о миграциях также упоминает о контактах с жителями землянок, с ''людьми-ласточками'', проживавших в земляных домах к востоку от прерий, по которым, путешествуя на юг, продвигались атапаски.

Около 1525 года движение к югу утратило силу, когда авангард атапасков достиг южных равнин. Этот авангард и те, кто остановился севернее, рассыпались и разреженно заселили весь корридор Высоких Прерий. В течении 200 лет атапасскоязычные племена сохраняли цепочку связей, схожесть языка, религию, фольклор и другие аспекты культуры.

Как и цепь контактов между племенами кэддо, эта цепочка равнинных атапасков в будущем сыграет важную роль в развитии истории прерий.

Большинство апачей покинуло прерии ко времени прихода туда американцев, И, таким образом, в дневниках и отчетах ранних исследователей ни слова не сказано об апачах, хотя те были известны им под другими именами, такими, как ''гатака'' и ''падука''. Поэтому современный житель Небраски, по крайней мере, знает кое-что о сиу, шайенах и пауни, и только студенты с доступом к ранним испанским и французским иссточникам знают об апачах и их значении.

Образ жизни апачей в 16 веке был уникален для Равнин. Ведь нет свидетельств, что охотники на больших зверей палеолита имели нечто подобное. Апачи были пешими кочевниками, перевозившими свои скудные пожитки на тренированных собаках, Люди эти жили в легких палатках из шестов и шитых покрышек - древнее подобие типи.

Основные черты экономики - охота на больших животных, тягловые собаки, шитые покрышки - были также присущи более ранним культурам охотников на карибу и оленя на севере Северной Америки, в Сибири и на севере Европы. Очень возможно, что образ жизни кочевых апачей прерий, позднее вылившийся в классическую культуру верховых охотников на бизонов равнинных племен, на самом деле был импортирован этими апачами из Старого Света.

Есть свидетельство, хотя и не бесспорное, подтверждающее предположение. Апачи - ветвь атапасков западной Канады и центральной Аляски. Это была страна голой земли и карибу, и часть кочевий карибу примыкала к северным пределам кочевий бизонов. Таким образом, вполне допустимо, что атапасские охотники на карибу попросту переключились на бизонью охоту и стали продвигаться к югу. Предположение, что атапаски принесли свой образ жизни из Старого Света усилено тем фактом, что они позже всех переселились в Северную Америку. Их язык - единственный из всех наречий американских индейцев, родственный одному языку Старого Света - тибетскому.

Ранние испанские исследователи южных равнин, должно быть, были удивлены образом жизни кочевых апачей. Испанец Коронадо, вместо богатств Кивиры, обнаружил в Канзасе травяные жилища уичита. Испанцы не нашли золота, но они обогатились прключениями, которые никогда не забывали.

Больше всего их поразили прерии, по которым они шли - огромные, бесконечные льянос, ''ничего, кроме равнин и неба''. Сильное впечатление на них произвел бизон, гротескный ''скот Сиболы''. Очаровали их и апачские охотники на бизонов, которые жили, подобно волкам, рядом со стадами.'' Они путешествовали вместе с бизонами,- писал один очевидец.- И жили в палатках, как арабы''.

Снова и снова испанцы описывали образ жизни кочевников, упоминая обычно тягловых собак и палатки, крытые шкурами. Но ни разу они не упомянули о том, что другие индейцы имели палатки и тягловых собак. Очевидно, что образ жизни охотников на бизонов относительно недавно развился в прериях, и виной тому были апачи. В 16-18 веках равнинные апачи были единственными индейцами в Высоких Прериях, которые превосходно чувствовали себя как кочевые охотники на бизонов. Только они смогли поставить себе на службу огромные стада бизонов, и сделали это так эффективно, что все необходимое для жизни они получали от охоты, и даже могли откладывать какое-то колличество мяса и шкур для торговли. К 1630 году они стали охотниками-коммерсантами. В торговых экспедициях к индейцам пуэбло и испанцам долины Рио Гранде их сопровождало порядка 500 тягловых собак, груженых мясом и шкурами.

В 17 веке к индейцам Мексики и Новой Мексики стало попадать все больше и больше лошадей. Ленивые испанцы не хотели присматривать за своими табунами, и заставляли заниматься этим индейцев пуэбло. Когда слуги убегали от хозяев, они часто находили убежище у апачей. Нередко они прихватывали с собой и лошадей. Индейцы северной Мексики часто совершали набеги за лошадьми в районы больших испанских ранчо. Убегали на лошадях и те индейцы, которые были рабами в мексиканских шахтах.

Есть данные, что в 1580 году у некоторых племен северной Мексики лошадей было больше, чем у самих испанцев. В 1680 году пуэбло восстали и прогнали испанцев из Новой Мексики на 10 лет. Отступая, испанцы оставили позади большое колличество лошадей. Благодаря дальним путешествиям и контактам с имевшими лошадей племенами запада и юго-запада, апачи стали первыми в прериях обладателями достаточного числа лошадей. Еще до 1630-ых годов испанцы посматривали в сторону прерий, надеясь приобрести там рабов для шахт и карибских плантаций, и апачи, чтобы самим не оказаться в рабстве, стали поставлять испанцам пленников. Используя преимущество, которое давали им лошади, они принялись за налеты на оседлых кэддо и начали отправлять их на рынки Новой Мексики. По цепочке апачских племен всего корридора Высоких Прерий лошади поступали на север так же легко, как пленники на юг. Пауни, скорее всего, стали первыми индейцами Небраски, на которых напали апачи, чтобы заполучить пленников. Пауни и уичита вскоре составили большую часть рабской силы испанцев.

Но странные вещи стали происходить с апачами. Несмотря на то, что лошади становились все более доступны, апачи с годами утрачивали кочевой дух. Они зажили в полуоседлых деревнях из простых земляных жилищ и пытались, без особых успехов, выращивать маис. Он им понравился давно, еще с тех пор, когда они стали сбывать излишки мяса пуэбло и другим соседним народам. Апачи, похоже, решили, что собственный маис им необходим - ведь совершая налеты на оседлых индейцев с целью приобретения пленников, они тем самым теряли производителей кукурузы.

Возможно, что пленные пауни научили их оседлому образу жизни с возделыванием маиса. Обычно апачи пленили женщин и детей, поскольку мужчины вряд ли позволяли себе быть захваченными в плен. А так как выращиванием маиса и постройкой жилищ занимались у пауни женщины, то именно они и передали свои знания апачам.

В начале 18 века апачи все еще доминировали в Высоких Прериях, но они уже не были настоящими охотниками. Они , выращивая свой маис и строя оседлые деревни, стали такими же уязвимыми для налетов, как и их прежняя добыча - кэддо.

Палома-апачи Небраски были ближайшими врагами пауни. В прошлом они преобладали над пауни и многих из них отправили на рынки рабов Новой Мексики. К северу от палома жили апачи, которых кэддо называли катака или гатака. Исключая пауни, эти гатака дружили со всеми кэддоязычными индейцами, особенно с арикара. Они также заключили союз с кайова. Гатака/позже известные как кайова-апачи/ жили с кайова между Пайн Ридж и Черными Холмами, постоянно сбывая лошадей индейцам арикара в обмен на европейские товары. Эти товары затем обменивались на лошадей южных племен.

В начале 18 века французские торговцы продали пауни и другим оседлым племенам некоторое колличество ружей, и те вскоре взяли верх над апачами. Сила огнестрельного оружия этих индейцев и внезапный рывок злобных команчей с гор на центральные и южные равнины перевернули мир апачей с ног на голову. Целые кланы в ходе отступления теряли свою идентичность, пока апачи искали новых лидеров и новых союзов, чтобы справиться со свалившимся на них кризисом. В западном Канзасе стояла главная деревня картелехо-апачей, а их небольшие деревни цепочкой тянулись вплоть до Платт Ривер. Равнинные апачи югозападной и западной Небраски, по всей видимости, принадлежали к этой группе.

Уже ощутив давление вооруженных огнестрельным оружием кэддо, апачи в 1719 году попали под натиск ютов и команчей. События в этом районе задокументированы испанцами, которые повстречали отступавших апачей и которые на себе испытали, что такое налеты ютов и команчей.

В то время как юты и команчи, близкородственные шошоноязычные племена, совершали с гор набеги на апачей Колорадо и Канзаса и дальше на юг, северные шошоны, прозванные французами снейками, повели борьбу с апачами на севере. Позже снейков стали называть шошони.

Перед вторжением в прерии эти новые захватчики занимали плато к западу от Передового Хребта. Самые южные из них,юты, постепенно собрали большое колличество лошадей и стали передавать их своим северным сородичам, основав, таким образом, еще один торговый путь для распространения лошадей на север. Лошади, шедшие по этому пути/к западу от Передового Хребта/, в конце концов попадали в северные прерии, к алгонкиноязычным черноногим и сиуязычным кроу. А если маршрут продлевался дальше на север, то они доставались другим шошонам, неперсе, плоскоголовым, пенд-ореям и кутенэ.

Когда юты, команчи и снейки ринулись в прерии, лошади позволили им обрести полное превосходство над равнинными апачами. На них можно было совершить внезапный налет, всадники в битве получали неспоримое преимущество, а так как племена налетчиков могли быстро перемещаться с места на место, то они легко уходили от ответного удара, чего нельзя сказать о более или менее оседлых апачах.

Война с апачами югозападной и западной Небраски несомненно следовала по образцу той, что кипела в южных прериях. Налетчиками, скорее всего, были команчи, жившие раньше в южном Вайоминге и северном Колорадо, или снейки, кочевавшие севернее. К 1730 году шошоноязычные индейцы разбили апачей, заставив остатки их бежать к югу и югозападу.

Только гатака северозападной Небраски и югозападной Южной Дакоты и еще одно племя атапасков Канады, сарси, остались в северных прериях. Оба племени избежали судьбы других апачей потому, что остались или стали кочевниками, приняли образ жизни верховых охотников на бизонов и заключили союзы с сильными не апачскими племенами. Сарси союзничали с черноногими, а гатака связали себя с кайова, став самостоятельным племенем кайова-апачи.

Кайова, кочевавшие у Черных Холмов,и кайова-апачи, обосновавшиеся южнее, были ''лошадиными'' людьми, по крайней мере, с 1680 года, когда белые исследователи узнали о том, что они продавали лошадей индейцам арикара, жившим к северо-востоку от них, на Миссури.

Для продолжения торговли лошадьми, кайова и кайова-апачи уходили в южные прерии и предлагали за животных полученные от арикара английские товары. Затем они возвращались на север, чтобы продать лошадей и снова приобрести товаров. Их ранние торговые пути пролегали, должно быть, через запад Небраски, а не через его центральную часть, контроллируемую достаточно воинственными пауни. То немногое колличество лошадей, которое имелось тогда у пауни, было приобретено благодаря связям с южными сородичами, кэддо.

С появлением В середине 18 века в южных прериях команчей поступление лошадей на север увеличилось. У команчей было очень много лошадей. Много потому, что они являлись прирожденными ворами, и что от них было рукой подать до мексиканских ранчо, табунов Новой Мексики и диких техасских мустангов. Кайова и кайова-апачи продолжали торговать, но прерии заполнялись другими племенами, приобретшими лошадей и узнавшими с их помощью об огромных бизоньих стадах.

Команчи и кайова уже пришли в прерии с гор. Черноногие, шайены и арапахо покинули район Великих Озер, а кроу - долину Миссури. И, наконец, в середине 18 века западные сиу отважились оставить леса и прерии Миннесоты, позарившись на лошадей арикара. В 1775 году лакота были настолько храбры, что перешли Миссури и двинулись к Черным Холмам как настоящие кочевники и верховые охотники на бизонов. К началу 19 века лакота прогнали кайова и кайова-апачей из окрестностей Черных Холмов и из северозападной Небраски. Те отошли к югу, обосновавшись в Оклахоме, где их непосредственными соседями стали команчи. К этому времени шайены и арапахо также появились в прериях, и кочевали они в районе Арканзас Ривер. Итак, в начале 19 века лошади двигались по торговому пути Высоких Прерий от команчей к кайова и кайова-апачам, затем - к арапахо, дальше - к шайенам и, в конечном итоге, попадали в торговые центры арикара, манданов и хидатса.

Лакота, взявшие в кольцо деревни оседлых индейцев и двинувшиеся затем мимо них в Высокие Прерии, были сильным и гордым народом. В конце 18 века они стали сущим бедствием для северных оседлых племен, в частности, для арикара. Красуясь у деревень арикара, лакота называли жителей ''женщинами'' и ''трусами''и обходились с ними как со слугами, пригодными лишь для того, чтобы собирать маис для лакотских властителей.

Лакота воровали зерно и лошадей, били и убивали жителей, и все это арикара сносили из-за торговли со своими мучителями.

Лакота разогнали все племена, кроме шайенов, которые остались посредниками в торговле между арикара и такими отдаленными племенами, как арапахо, кайова и команчи.

По ходу 19 века лакота продолжали расширять свою территорию за счет земель других племен. В 1823 году арикара покинули свои деревни и несколько лет скитались в прериях, прежде чем осесть у развилки Платт Ривер, в охотничьих угодьях родичей - скиди пауни.

На севере черноногие и ассинибойны упорно сдерживали лакота, и те, проложив путь к реке Йеллоустон, двинулись, в конце концов, на юг через западную Небраску. Совершая бросок на юг, они захватили охотничьи угодья скиди у развилки Платт, и в двух битвах середины 30-ых годов разгромили арикара, заставив тех бежать из Небраски к деревням манданов и хидатса. Лакота одними из последних приняли образ жизни кочевых охотников на бизонов, но именно они стали самыми могущественными в северных прериях.

Приток новых племен - команчей, кайова, шайенов, арапахо, лакота и многих других - генерировал серию очередных перемен, начавшихся еще с конца 15 века. На высокотравных равнинах , однако, в деревнях оседлых индейцев жизнь по прошествии веков почти не изменилась. Конечно, появились и нововведения - лошади и все лучшее, что сними было связано, оружие и торговля с дальними племенами. Но даже эти радикальные новшества вписались в древнюю схему положения вещей. Эти люди продолжали жить в старинном цикле посадки и сбора урожая, церемоний и пиров. Подобный организованный образ жизни, похоже, им достался в наследство от равнинных земледельцев доисторического периода. в первой четверти 19 века деревни оседлых индейцев высокотравных равнин оставались островками относительной стабильности в отличие от постоянно меняющихся Высоких Прерий.

Пауни были одними из этих оседлых народов. Они уже давно жили в центре Небраски и научили поздних пришельцев таких, как омаха, понка и ото строить землянки, выращивать маис и многим другим полезным вещам для жизни в этом регионе. Пауни были не единым племенем, а, скорее, конфедерацией из двух приблизительно равных по численности групп. Одну группу представляли скиди/''Волки'' или ''Волчьи Люди''/, чьи легенды гласят, что они давно проживали в долинах рек Луп, Платт и Рипабликэн. Другая группа состояла из трех племен или общин, которые были известны под общим именем ''южные общины''. Скиди и южные общины говорили на почти схожих диалектах языка кэддо, но их верования,межплеменные альянсы и войны, вкупе с другими аспектами, разнились настолько, что можно смело утверждать, что в прошлом они были отдельными племенами. И легенды их рассказывают о тех временах, когда две группы враждовали между собой, прежде чем стать хорошими соседями.

Пауни были, прежде всего, людьми маиса, и их ежегодный цикл мероприятий и церемоний отображал это. Как и многие оседлые народы, пауни считали маис духовной матерью, основой религии и мифологии. Омаха и понка также относились к маису, хотя их церемонии отличались простотой. Подобно другим индейским народам, пауни были очень религиозны. Ни одно мало-мальски значимое земное мероприятие не начиналось без особых церемоний/без одобрения неба/. Когда знаки благоприятствовали - определенные звезды появлялись в предназначенных местах, первый весенний гром гремел на западе - близилось време посева. Четыре дня церемоний предворяли все подготовительные к севу работы. Точно также другие церемонии предшествовали уборке урожая или отправлению на общую бизонью охоту.

Здесь надо сказать и о разделении труда между полами. Посадка и уборка урожая, походы за водой и топливом, дубление шкур, шитье одежд, кухонные дела и другое было женской работой. Кроме охоты и войны, мужчины отвечали за церемониальную сторону жизни. Таким образом, индейские мужчины и женщины отнюдь не считали, что у них неравенство в оношении разделения труда.

После посадки женщинами пауни маиса, бобов, кабачков, дынь и по оканчании второй прополки маиса, наступало время летней бизоньей охоты,- но прежде проводились 4-ех дневные церемонии. Церемонии проводились и осенью, после охоты и перед уборкой урожая. Они включали '' Большую Ловкость Рук'', в которой шаманы пауни творили такие фокусы магии и колдовства, что их не никак могли объяснить умудренные бледнолицые. В придачу к этим публичным ритуалам, проводились и личные церемонии, касавшиеся многих аспектов частной жизни, таких, например, как постройка нового жилища. Вот так и протекала жизнь в деревнях пауни, от церемонии к церемонии, а между ними - подготовка к посадке, уборке или охоте.

Ежегодный цикл пауни включал две долгие бизоньи охоты, державшие их вдали от удобных земляных жилищ в течении 7 месяцев. По сути дела, пауни были ''дома'' только для посадки и прополки весной и для уборки осенью. С июня по сентябрь и с ноября по март они находились либо в прериях, либо в зимних лагерях, живя, как кочевники, в типи в лесистых низинах. А их земляные жилища в это время стояли пустыми.

По каким-то причинам пауни нравилось кочевать по бизоньим равнинам больше, чем другим оседлым племенам. Они любили преследовать бизонов, навещать союзников и совершать набеги на врагов. Они были очарованы лошадьми и хотели иметь их как можно больше. Онако пауни оставались на долгое время в прериях не из-за мяса и шкур, а из-за того, что вблизи деревень их лошадям не хватало фуража.

В результате, ''лошадиный'' период и контакты с белыми внесли ухудшения в часть их старой культуры. Например, они забыли о своем прекрасном гончарном исскустве. У них не остаывалось на это времени, и горшки, в свою очередь, были очень неудобными вещами при перекочевках.

Приобретя достаточное колличество лошадей, пауни разрывались между двумя образами жизни. И они так и не смогли выбрать ни тот, ни другой, то есть так и остались фермерами-кочевниками.

В течении нескольких поколений до начала 19 века район прерий оставался большим театром, представленным различными народами, культурами и технологиями, и результатом экзотического смешения стало рождение того, что историки впоследствии назовут классической ''равнинной'' культурой. Люди этой культуры послужили моделью для писателей и режиссеров, населивших индейцами безудержные пограничные фантазии. И они не могли сделать лучшего выбора, ибо равнинные краснокожие были настолько привлекательны, что так и просилисиь на страницы книг и сценариев. Они были стремительными конниками, сросшимися со своими лошадьми, отважными воинами, разукрашенными перьями и красками, изобретательными охотниками на бизонов, жившими исключительно плодами охоты.

В культуре равнинных кочевников существовали как значительные различия, так и сходство. Легко, конечно, записать в одну категорию все племена верховых охотников на бизонов. Но жители деревень, даже несмотря на то, что владели лошадьми и охотились на бизонов, отличались от кочевников больше, чем походили на них. Оседлые люди жили высоко организованными обществами с наследственными классами и вождями, и были скорее общинниками, чем индивидуалистами, как те же кочевники. Во многих фундаментальных аспектах кочевники и огородники очень различались, и историки предпочитают исключать из равнинной культуры такие племена, как пауни, омаха и понка. Однако в других вопросах - в сфере верований и церемоний, в подходе к войне и военным почестям, в технике охоты - они были похожи, и поэтому есть соблазн оставить эти племена в равнинной культуре.

Бизон был важен для обеих групп. Его мясо считалось желанной, если не обязательной, добавкой к плодам урожаев оседлых племен. Для кочевников же бизон являлся базисом всего существования, он обеспечивал их пищей, кровом, инструментами, одеждой, топливом и так далее. И хотя бизонов никогда не было больше, чем в 16-18 веках, они присутствовали в прериях тысячи лет, но не послужили толчком для расцвета чего-то напоминающего динамичную равнинную культуру.

Катализатором всего произошедшего стала лошадь. Это удивительное животное предоставило легкий доступ к безграничному богатству бизоньих стад. С помощью лошади индеец мог без особых трудностей прокормить семью, и у него еще оставалось масса времени и энергии на другие дела - церемонии, пиры, визиты, организацию различных обществ и тому подобное. У него также появилась возможность быть обладателем большого колличества вещей - многочисленных одежд, запасов мяса на несколько месяцев вперед, просторного типи. Размер и вес теперь не имели значения, ибо лошадь легко могла снести все это. На ней можно было совершать дальние путешествия и вести войны. Предоставленная лошадью мобильность превратила неприступный барьер прерий в райские места. Горизонты индейца раздвинулись, он стал покрывать огромные расстояния. И если во время путешествий он узнавал о новой технике ведения войны или охоты, либо видел необычную церемонию или слышал свежую песню, ему ничего не стоило по возвращении поделиться этим со своими людьми.

Таким образом, лошадь была в ответе не только за развитие нового динамичного образа жизни и его быстрое распространение на Великих Равнинах, но также и за его единообразие среди племен.

Лошадь стала душой равнинной культуры. Сиу верили, что появление лошади было задолго предсказано, и назвали ее ''священной собакой''. Команчи называли ее ''магической собакой''. Индейцы повсеместно давали лошади имя единственного домашнего вьючного животного, которое им было известно, и обычно наделяли его сверхестественными качествами.

Лошадь стала не только средством обогащения, но и самой его целью. Индейские всадники теперь были мобильны, и табуны других племен представлялись ценной добычей. Воровские военные партии вскоре открыли, что можно незаметно подкрасться к вражескому табуну и стремительно умчаться на лошадях прочь, в то время как их жертвы и будущие преследователи пребывали в смятении и часто оставались пешими.

Лошадь ценилась не только за работу, которую выполняла. Она являлась символом статуса мужчины в племени и его доблести на Тропе Войны. Получается, что равнинный образ жизни сформировали лошадь, охотник и воин.

По всем показателям, это был мужской мир. Женщине, трудившейся над изготовлением, возведением и разборкой типи, занимавшейся приготовлением пищи, дублением шкур, шитьем одежд, упаковкой скарба на травуа и прочее, доставалось мало славы. Ее уважали и высоко ценили, но только за экономическую значимость и социальный статус, который давали своим мужьям трудолюбивые и верные жены.

Добываемые мужчиной с помощью лошади мясо, шкуры и многое другое мало что значило без женского труда, превращавшего сырье в законченный продукт. Удачливый охотник мог убить столько бизонов, что одной жене не под силу было переработать их в сушеное мясо и готовые шкуры. И когда белые торговцы стали предлагать за готовые шкуры ружья и другие товары, мужчины быстро поняли, что лучше иметь несколько жен для дубления шкур. Одна жена, занятая всевозможными домашними делами, могла выдубить несколько лишних шкур для торговли. Две или три жены давали искусному охотнику и опытному воину настоящее преимущество. Он мог убить из-за шкур много бизонов и получить достаточно лошадей для перевозки своего богатого скарба.

Юноши обычно женились после достижения определенного положения в племени, доказав, что они хорошие охотники и воины. Когда у юноши появлялись военные заслуги и лошади, он посылал родственникам невесты, обычно, ее брату, предложение и хороших лошадей. Иногда девушке позволялось вынести решение, но чаще принимали решение отец, брат или это делала вся семья.

Во многих племенах ценили целомудренных женщин. Перед замужеством девушкам и девочкам постоянно твердили о том, чтобы они не загубили репутации и не отвратили от себя ухажеров. Кодекс поведения оставался тем же и после замужества, хотя флирт и измены все же имели место. Верные жены могли хвастать своим хорошим поведением точно так же, как их мужья хвалились военными подвигами, а неверной жене муж мог отрезать кончик носа в знак ее неверности. Однако тому же мужу можно было еще больше укрепить свой статус, если он полностью игнорировал измену.

В разных племенах по-разному относились к таким вещам. Шайены, например, были просто одержимы целомудрием своих женщин. Пауни, напротив, достаточно легко относились к этому, шутливо говоря о тайных свиданиях в высоком подсолнечнике, окаймлявшем поля. Жизнь предлагала бесконечные возможности способному и амбициозному молодому индейцу. Но без помощи мира духов, без сверхестественных сил, являвшихся через сон или видение, он чувствовал, что у него нет надежды на успех. Он должен был поститься в уединенном, опасном месте, чтобы вызвать видение или состояние некоего транса. Он мог отрезать палец руки, пожертвовать полоски собственной кожи, повиснуть на острых палках, продетых через собственную плоть - и все это ради того, чтобы могущественный дух сжалился над ним и помог.

Больше всего индейский юноша молился об успехах на войне, поскольку значимость каждого мужчины равнинной культуры зависела от поступков на Тропе Войны. Он вступал в военные общества и присоединялся к военным отрядам по настоянию отца, давая клятвы в фанатичной храбрости и самопожертвовании, даже если они гарантировали смерть. И многие считали, что лучше умереть молодым в бою, чем дожить до старости.

Непрекращающиеся конфликты на Равнинах не походили на настоящую войну, в которой люди сражались за ресурсы или территорию, необходимую для выживания. В прериях было много свободного места и бизонов. Скорее это была игра со своим комплексом правил, которые не подошли бы ни к одной серьезной войне. Ставки в этой игре были высоки - честь и богатство против человеческой жизни или скальпа. Но не часто погибало много людей. Редко племена или кланы подвергались внезапным нападениям, но если такое происходило, то тогда случались большие потери. Равнинная война обычно состояла из серий небольших набегов.

Типичный военный отряд - поход за лошадьми, который мог возглавить любой, кто хотел разбогатеть или повысить положение в племени, кому нужно было исполнить видение или сон. Этот человек приглашал будущих членов военного отряда к себе в жилище на пир, где и объявлял о своих намерениях. Он мог пригласить всех членов своего военного общества, если хотел возглавить большой отряд, или только некоторых избранных, если в его планы входил сбор небольшой группы. Приглашенные могли принять предложение, а могли и отказаться.

У шайенов, например, отправление в поход военного отряда получало большую огласку и сопровождалось пением и весельем. У пауни, напротив, все держалось в тайне, члены военного отряда встречались в условленном месте за пределами селения. Некоторые отряды шайенов, в частности те, что намеревались добыть скальпов и славы, отправлялись на лошадях, а те, что хотели заполучить вражеских лошадей, уходили пешими. Военные же отряды пауни почти неизменно отправлялись в поход пешком. Взяв в дорогу несколько пар набитых едой мокасин, веревки, недоуздки, одеяла, луки со стрелами/ружья делали слишком много шума/ и некоторые другие небольшие вещи, они покрывали огромные расстояния, Пауни с Луп Ривер обычно проникали глубоко в Оклахому и Техас, путешествуя к вражеским лагерям пешими, а возвращаясь верхом на украденных лошадях. Пешие отряды держались пересеченных местностей и, во избежание обнаружения, часто шли по ночам. Если же они попадались на глаза враждебным индейцам, то их дело было плохо.

Лошади являлись очевидной и осязаемой выгодой войны, но военная слава, способствовавшая укреплению статуса, была, возможно, еще более сильным побудительным мотивом.

Все племена прерий придавали большое значение прикосновению к живому врагу в битве, подвигу более храброму, чем если бы враг был убит стрелой с расстояния. Многие воины бросались в бой, вооруженные только тростью, предназначенной специально для этой цели.

Подвиг прикосновения или удара стал известен от французского слова ''ку'', буквально, ''удар''. Ку присваивался также первому, кто касался упавшего врага. Меньшие почести полагались следующим двум или трем воинам, сделавшим тоже самое. Черноногие, к примеру, придавали огромное значение захвату ружья или щита у живого врага. Другие племена высоко ставили кражу ценной лошади, привязанной внутри вражеского лагеря. Убийство и скальпирование врага почитались меньше, ибо это можно было сделать с относительной безопасностью.

Племена оседлых индейцев очень строго относились к градации военных подвигов. Омаха имели детально проработанную схему, где каждому подвигу отводилось место в соответствии с его значимостью. Пауни щепетильно придерживались всех правил, прежде чем подвигу отводили то или иное место.

Военная слава оставалась с воином на всю жизнь. На разных пирах и церемониях ожидалось, что воины вновь расскажут о подвигах, что нанесут удары по особому столбу, чтобы люди воочию увидели как все было на самом деле. Некоторые части церемоний могли исполняться только теми, кто имел ку, и родители часто просили таких заслуженных ветеранов дать имя ребенку или проткнуть ему мочки ушей. Все эти вещи напоминали каждому о храбрых подвигах известных мужчин.

Каждое племя имело свою систему знаков отличия, позволявшую с первого взгляда увидеть все военные заслуги человека. У лакота вертикальное орлиное перо означало первый ку; отпечаток красной или черной пятерни на теле каждому говорил, что пауни убил врага в схватке один-на-один. Разрисованные покрышки типи, отделанные рубахи и различные головные уборы - все свидетельствовало о военной доблести.

И хотя с достижением среднего возраста военная карьера воина подходила к концу, он все еще мог повышать свой статус в племени. ''Хороший'' человек вел себя спокойно, он не придавал значения мелким ежедневным вопросам, отличался красноречием и, превыше всего, был щедрым. ''Хорошие'' люди постоянно раздавали подарки внутри клана или племени, и часто из эгоистических побуждений, когда мяса в хозяйстве было больше, чем нужно. Подарки использовались для укрепления дружбы с важным человеком. Определенных родственников нужно было забавлять частыми пирами и дарами. Вдовам и беднякам подарки дарились из чистого милосердия, но от них ожидалось пение громких дифирамбов в адрес благодетеля.

Это были эти храбрые, щедрые, мудрые люди, на которых индейцы прерий смотрели как на лидеров, по крайней мере, в разрешении гражданских вопросов. Эти люди становились '' Носителями Рубахи'' у лакота и заседали на ''Совете Сорока Четырех'' у шайенов. Следуя советам самоотверженных, уравновешанных людей, кочевые племена крепили свое единство - наиважнейшую защиту в ненадежном мире. Ту защиту, которую могли разрушить импульсивные или амбициозные вожди.

Даже у пауни, где власть вождей была наследственной, ценились добрые качества характера хороших людей. Общества оседлых индейцев разделялись на простолюдинов и ведущие семьи, которые поставляли вождей и священников. Обычный человек, несмотря на все его заслуги, не мог стать вождем. Но если член ведущих семей по каким-то качествам не подходил на должность вождя, он либо уступал место достойному родственнику, либо его замещал регент до тех пор, пока он не подрастал и не становился вождем в полном смысле слова. Вожди пауни отличались царственным поведением и обладали значительной властью. У кочевников почти не было вождей с диктаторскими замашками, по крайней мере, до тех пор, пока белые не потрясли до основания их общества. Вожди собирались и решали вопросы, учтиво прислушиваясь к каждому, кто хотел высказаться. Решения выносились по согласию.

Обыкновенно, человек мог уйти из клана, если он был не согласен с каким-то решением, и его не держали, если только своими действиями он не возмущал других и не подвергал клан опасности. Но на таких значимых для благополучия племени мероприятиях, как общая бизонья охота или важная церемония, военные общества быстро наводили порядок, стегая виновных плетками или уничтожая их собственность.

Даже во время военных действий не существовало такого понятия, как приказ. К решениям предводителя военного отряда обычно прислушивались, однако человек мог уйти, если он с ними не соглашался. В подготовленных заранее битвах никто не отдавал приказа на начало атаки. Просто в подходящий момент уважаемый воин объявлял о своих намерениях и бросался в бой. Те, кто хотел сражаться, шли за ним, остальные либо оставались наблюдателями, либо отступали прочь.

Лошадь, бизонья охота и война являлись средоточием жизни индейца Великих Равнин, наравне с духовными моментами и общественным долгом. Американские исследователи и поздние историки отмечали в некоторых случаях поразительную схожесть между кочевниками и оседлыми индейцами. Они подчеркивали, что в церемониальном и организационном аспектах кочевники кое-что позаимствовали у оседлых. Например, систематика военных подвигов/ку/ да и вся концепция ведения войны были очень развиты у оседлых,и когда кочевники появились в прериях, они это у них и переняли. Оседлым индейцам, уже давно обустроившим свой образ жизни и территорию, мало что нужно было заимствовать. Иногда они это делали, но всегда сохранялась основа их культуры. Кочевники же пришли в совершенно незнакомый край и восприняли новый образ жизни. К тому же, будучи более мобильными, они легко копировали его у других народов.

Все это, конечно, стало возможным, благодаря влянию белых людей. В частности, нельзя переоценить роль лошади. Потому что за относительно небольшой промежуток времени/несколько сотен лет/с конца великой засухи, как результат этого влияния, и возникла динамичная равнинная культура. Культура кочевых охотников на бизонов, воинов-всадников, вдохновивших писателей и режиссеров.

В любое другое время подобных людей в прериях просто не могло быть, поскольку у их предшественников не имелось лошадей, Фактически, классические индейцы Равнин, захватившие воображение целых поколений белых людей, преставляли короткий период в культурной истории региона. Они - это пронесшийся по небу метеор, яркий, но быстро исчезнувший. Этих стремительных, отважных, самодостаточных кочевников частично создала цивилизация белых и она же их сгубила.